Напишите краткое содержание рассказа Шукшина "Ноль ноль целых"

Колька Скалкин пришёл в совхозную контору брать расчёт. Директор вчера ругал Кольку за то, что он "в такое горячее время ..." - "У вас вечно горячее время! Все у вас горячее, только зарплата холодная". Директор написал на его заявлении: "Уволить по собств. желанию". Осталось взять трудовую книжку.

За трудовой книжкой Колька и пришел.

Книжку должен был выдать некто Синельников Вячеслав Михайлович, средней жирности человек, с кротким лоснящимся лицом, белобровый, в белом костюме. Синельников был приезжий, Колька слышал про него, что он зануда.

- Почему увольняешься? - Синельников устало смотрел на Кольку.

- Мало платят.

- Сколько?

- Чего "сколько"?

- Сколько, ты считаешь, мало?

- Шестьдесят-семьдесят ... А то и меньше.

- Ну. А тебе сколько надо?

Кольку слегка заело.

- Мне-то? Три раза по столько.

Синельников не улыбнулся, не удивился такому нахальству.

- Не хватало, значит?

- Не то что не хватало, а даже совестно: руки-ноги здоровые, работать сроду не ленился, а ... Тьфу! - Колька много матерился по поводу своей зарплаты, возмущался, нехорошо поминал совхозное начальство, поэтому больше толочь воду в ступе не хотел. - Все.

- И куда?

- Счас-то? Ямы под опоры пойду рыть. На тридцать седьмой километр.

- Специальность в кармане, а ты - ямы рыть. Ты же водитель второго класса ...

- А что делать?

- Водку поменьше пить, - Синельников все так же безразлично, вяло, без всякого интереса смотрел на Кольку. Непонятно было, зачем он вообще разговаривает, спрашивает.

Колька уставился в кроткие, неопределённого цвета глаза Синельникова. Пошевелил ноздрями и сказал (как он потом уверял всех) вежливо:

- Прошу на стол мою трудовую книжку. Без бюрократства. Без этих, знаете, штучек.

- Каких это штучек?

- Я же не на лекцию пришёл, верно? Я за трудовой книжкой пришёл.

- И лекцию не вредно послушать. Не на лекцию он пришел ... Водку жрать у них денег хватает, а тут, видите ли, мало платят, - странно, Синельников и теперь никак не возбудился, не заговорил как-нибудь ... быстрее, что ли, злее, не нахмурился даже. - Глоты. И сосут, и сосут, и сосу-ут эту водку! ... Как не надоест-то? Очуметь же можно. Глоты несчастные.

Такого Колька не заслужил. Он выпивал, конечно, но так, чтобы "глот", да еще "несчастный" ... Нет, это зря. Но странно тоже, что не слова взбесили Кольку, а этот ровный, унылый, коровий тон, каким они говорились: как будто такой уж Колька безнадёжно плохой, отпетый человек, что с ним устали и не хотят даже нервничать, и уж так - выговаривают что положено, но без всякой надежды.

- Да что за мать-перемать-то! - возмутился Колька. - Ты что ... чернил, что ли, выпил? Чего ты пилить-то принялся? Гляди-ка, сел верхом, и давай плеть грызть. Да ты что? Тебе что, делать, что ли, нечего, бюрократ?

Синельников выслушал все это спокойно, как на собрании: он даже голову рукой подпер, как делают, сидя в президиуме и слушая привычную, необидную критику.

- Продолжай.

- Я пришел за трудовой книжкой, мне нечего продолжать. Заявление подписано? Подписано. Давай трудовую книжку.

- А хочешь, я тебе туда статью вляпаю?

- За что? - растерялся Колька.

- За буйство. За недисциплинированность ... Ма-а-лень-кую такую пометочку сделаю, и ты у меня здесь станцуешь ... краковяк, - Синельников наслаждался Колькиной растерянностью, но он даже и наслаждался-то как-то уныло, невыразительно. Колька, однако, взял себя в руки.