В чем положительное влияние символизма на мировую литературу?

Значение символизма в русской литературе И. Машбиц-Веров В настоящее время вопрос этот приобретает особый интерес. Остро развернувшиеся сейчас дискуссии о значении различных течений западного модернизма, о возможности развития в этой среде крупных художников непосредственно связаны и с определением ценности символизма как русской формации модернизма. Решение поставленной проблемы имеет и практическое значение: помогает выяснению путей борьбы за художников, так или иначе оказавшихся в орбите модернистских влияний. И мы уже знаем некоторые работы на эту тему. Так, В. Перцов в статье "Реализм и модернистские течения в русской литературе начала XX века" утверждает: "Целый ряд выдающихся фигур (имеются в виду Блок, Брюсов, Маяковский. - И. М.) выросли в крупнейших художников, отнюдь не порывая с этой (модернистской. - И. М.) средой". А это, очевидно, оказалось возможным потому, что символизм имел ряд положительных сторон, помогавших росту художников, открывавших им новые перспективы. "Обращение в содержании поэзии к темам города, индустриальным мотивам, а в области формы к тончайшей разработке субъективно-эмоциональной палитры, - пишет В. Перцов, -. оказалось новым шагом в развитии русской поэзии". Сама постановка вопроса, несомненно, своевременна. Полное отрицание какого-либо положительного значения символизма в русской литературе - позиция неоправданная. Между тем, такая точка зрения существует. Для выяснения поставленного вопроса уместно вспомнить его историю. Д. Мережковский так определял то новое, что принес в русскую литературу символизм и что, по его мнению, открывало путь искусству будущего. "Утилитаризм и позитивизм движения 60-х годов" были "отрицанием красоты и поэзии". "Народнический реализм" позднейших годов считал своей "святыней гражданские мотивы в искусстве, вопросы общественной справедливости", но ставил эти вопросы неверно, обедненно, "позитивно". А вот "люди современного поколения, подобные Минскому, - перенесли их на более широкую арену". И в обновленном и обогащенном виде они представали, как "вопросы о бесконечном, о смерти, о Боге". Будущее принадлежит "новому течению" потому, что оно несет, как пишет Мережковский, "мистическое содержание", открывающее новые и глубокие миры мыслей и чувств. А в органическом единстве с этим пришла и новая форма: "символы и расширение художественной чувствительности, импрессионизм". Вяч. Иванов (в частности в своей программной статье "Заветы символизма") утверждает, как мы видели, то же самое. Итак, по существу сами символисты создали версию об особом своем значении в русской литературе. Версию о том, что они открыли новый, неимоверно обогащенный, в сравнении с прошлым, духовный мир человека; что введенные ими новые формы творчества - это способ небывалого "расширения художественной чувствительности", открытие новых путей для воплощения тончайших, недоступных ранее, чувств и т. п. Понятно, почему символисты создали такую теорию. Они верили в великую "истину" открытых ими "иных миров" и считали свой собственный духовный мир вершиной человеческой культуры. Но вот в последнее время и у нас возродилась или, во всяком случае, возрождается такая точка зрения.