Анализ стихотворения М. Ю. Лермонтова "Кинжал"

В память о дорогом подарке Лермонтов написал в том же, 1837 году стихотворение "Кинжал". Прямым подтверждением этого свидетельства служат вторая и третья строфы лермонтовского стихотворения: Лилейная руна тебя мне поднесла В знак памяти, в минуту расставанья, И в первый раз не кровь вдоль по тебе текла, Но светлая слеза - жемчужина страданья. И черные глаза, становясь па мне, Исполнены - таинственной печали, Как сталь твоя при трепетном огне То вдруг тускнели, то сверкала. В концовке "Кинжала" - - клятва поэта сохранить Гордость души, верность высоким идеалам: Да, я не изменюсь и буду тверд душой, Как ты, как ты, мой друг железный. "Кинжал" - не редкий в наследии Лермонтова пример произведения, в котором автором использован прием своеобразного "кодирования", которое исследователям приходится "расшифровывать", чтобы выяснить его жизненную первооснову. Часто в таких произведениях Лермонтов "снимает" точные обозначения места и времени изображаемых событий, опускает или меняет имена их участников. Устранив детали и подробности, связывающие то или иное стихотворение с частной, определенной средой, где было заложено его сюжетное (событийное) "зерно", поэт придает произведению обобщенный, общезначимый, а в иных случаях и общечеловеческий смысл. До наших дней сохранился кинжал Лермонтова, привезенный им из первой ссылки па Кавказ. Бесконечно дорогая для всех почитателей поэта реликвия! Но как сузили бы мы смысл замечательного лермонтовского стихотворения, если б свели его к своего рода заздравному тосту в честь булатного "товарища" поэта, как он сам назвал его. Да, мы не забыли, когда, и кем, и с каким "значением" он был подарен Лермонтову. В первой редакции стихотворение называлось "Подарок", в окончательной - стихотворение обрело глубокий смысл и новое название "Кинжал". Стихотворения 1838 года "Кинжал" и "Поэт" - программные в творчестве Лермонтова. В "Поэте" Лермонтов вернулся к теме в Кинжала", посвятив ей более половины стихотворения. Но "кинжальной" теме здесь придан совсем иной поворот: "игрушкой золотой он блещет на стене", теперь уже "бесславный и безвредный". Никто привычною, заботливой рукой Его не чистит, не ласкает, И надписи его, молясь перед зарей, Никто с усердьем не читает ... И вслед за этим с лермонтовской страстью звучит важнейший для художника вопрос: В наш век изнеженный не тан ли ты, поэт свое утратил назначенье, На злато променяв ту власть, которой свет Внимал в немом благоговенье? Здесь Лермонтов предстал перед читателями как великий поэт, отстаивающий идеи гражданственности и народности искусства, гневно осуждающий тех его "жрецов", кто на потеху праздной толпы изготовляет с блестки и обманы". Голос поэта-борца, поэта-трибуна должен звучать, "как колокол на башне дни торжеств и бед народных". Даже Белинского, знавшего силу лермонтовского слова, поразили в "Поэте" "бурное одушевление", "трепещущая, изнемогающая от полноты своей страсть" и заключенная в его строках пламенная мысль.