Дуня, как и в истории о блудном сыне, уехала от отца не сказав ничего, и несколько времени даже и не вспоминала о том кто ее вырастил и заботился о ней. А потом она все же возротилась к нему, но его уже не осталось в живых. Он спился от того что его дочь не приехала до него, отец даже готов был отпустить ее опять к Минскому но только чтобы она ему все объяснила. Но когда она уже опомнилась было поздно.

Поступок Дуни и дерзок, и чреват великой бедой, и одновременно прекрасен. Дуня поверила своей натуре. Она не хочет считаться с социальным запретом - она бедная и незнатная, а он богатый дворянин. Потому Дуня не похожа на карамзинскую бедную Лизу - она бросает вызов тем, кто устанавливает эти запреты, она борется за свое счастье. К отважному и решительному поступку Дуня подготовлена вольной жизнью в доме отца. Никто не докучал ей поучениями, не извращал ее чувств веками созданной моралью покорного подчинения воле божьей. Она жила, руководствуясь умом и сердцем. А была она умна, сметлива, "безо всякой робости". Естественность и чистота чувств Дуни вызывали симпатию к ней у всех, кто встречал ее. Был покорен этим и Минский. В Петербурге, добившись своей цели, Дуня расцветает. Как всегда лаконична, но глубоко содержательна сцена, которую подсматривает Самсон Вырин, обманно проникнув в квартиру дочери. Дуня счастлива! Упоена счастьем, ею самой завоеванным. Страдания Дуни были проявлением ее глубокой человечности, прошедшей через горькие испытания. Вина Дуни - невольная, она ей навязана новыми условиями ее существования. И все же ее судьба свидетельствовала, что человек может и в угнетающих его обстоятельствах, хотя и с поражениями - горькими и тяжелыми, - сражаться за свое счастье. Мятежность Дуни и явилась залогом сохранения ее личности, ее человечности, ее счастья любви и материнства.